Abstract. Китай стремится избегать эскалации и открытого конфликта в американо-китайском соперничестве в регионе, добиваясь поставленных целей посредством малых шагов. Рассматриваются невоенные элементы национальной мощи, а также опирающиеся на невоенные методы и средства стратегии и концепции, позволяющие Китаю обеспечить национальные интересы в регионе и мире. До последнего времени США уделяли недостаточное внимание невоенным аспектам стратегии национальной безопасности Китая. На сегодняшний день в США отсутствует ясное понимание, что можно противопоставить китайским концепциям и стратегии сдерживания, ставящими под угрозу американские национальные интересы в регионе. США вынуждены разрабатывать новые стратегические подходы, опирающиеся на другие страны региона, испытывающие беспокойство касательно роста китайской экономической и военной мощи.
Ключевые слова. военные и не военные элементы национальной мощи, стратегия сдерживания, стратегия принуждения, кинетические и некинетические формы войны, концепция «трех войн», период стратегической возможности, энергетическая стратегия, кибер- стратегия
Введение
Противоборство между доминирующей на международной арене США и восходящей сверхдержавой 21 века Китаем остается напряженным и имеет тенденцию нарастать. История международных отношений свидетельствует, что в большинстве случаев такое соперничество приобретает форму военного противоборства. Хотя руководство Китая оценивает стратегическую ситуацию вокруг Китая как позитивную, а начало 21-го века характеризуется как «период стратегической возможности», международная среда безопасности, в том числе и в Азиатско-тихоокеанском регионе (АТР) становится все более сложной. Тем не менее, Китай считает, что имеется шанс избежать большой войны, которая будет иметь катастрофические последствия для глобальной экономики и мировой политической системы. В складывающихся условиях китайская стратегия национальной безопасности (НБ), принимая, что современные вооруженные силы являются необходимым условием сохранения статуса сверхдержавы, уделяет значительное внимание невоенным элементам национальной мощи, а также концепциям и стратегиям, использующим невоенные методы и средства защиты национальных интересов.
I. Невоенные факторы, влияющие на стратегические решения Китая. Период стратегической возможности<1>
Невоенные факторы, влияющие на стратегические решения Китая. Повестка дня Четвертого пленума ЦК Коммунистической партии Китая (КПК), созванного осенью 2014 года для отмечания второй годовщины назначения Си Цзиньпина Генеральным секретарем сосредоточилась на оценке проводимых реформ, ядром которых стали обеспечение верховенства закона, усилия по борьбе с коррупцией и поддержание легитимности партии. Хотя в целом стратегическая ситуация вокруг Китая оценивалась как позитивная, было отмечено, что среда безопасности становится все более «сложной» и «усложненной». Отмечались следующие факторы, влияющие на состояние среды:
Экономика. Устойчивый экономический рост, низкий уровень безработицы и сдерживаемая инфляция остаются основой социальной стабильности. Руководство КПК плавно масштабирует рост валового внутреннего продукта, принимая во внимание, что стратегия экономического роста на основе увеличения экспорта и инвестиций становится нестабильной. Китай стоит перед потенциальными экономическими рисками, связанными с замедлением роста на рынке недвижимости, увеличением объемов задолженности по кредитам, в том числе и местных властей, а также растущей заработной платой.
Национализм. Руководство КПК и военные используют национализм для поддержания легитимности партии, отклонения внутренней критики и оправдания собственной негибкости во взаимоотношениях с внешним миром. Националистические силы в состоянии оказывать давление и влиять на решения руководства КПК по ключевым вопросам политики, если почувствуют, что партийное руководство недостаточно полно удовлетворяет националистических целям.
Региональные вызовы. Напряженные отношения с Японией в Восточно-Китайском море и другими странами региона в Южно-Китайском бросают вызов намерениям Китая иметь стабильную периферию. Учитывая большое американское присутствие в регионе, страны региона будут усиливать свой военный потенциал или увеличат объем сотрудничества с США в сфере военной безопасности, с целью уравновесить растущую мощь Китая.
Окружающая среда. Экономическое развитие Китая оказывает большое давление на окружающую среду. Руководство КПК обеспокоено экологической деградацией, которая может подорвать легитимность режима, угрожает экономическому росту, здравоохранению, социальной стабильности и международному имиджу Китая.
Демография. Китай сталкивается с двойной угрозой стареющего населения и уменьшающегося уровня рождаемости. Увеличение продолжительности жизни вынуждает вкладывать больше ресурсов в систему социального и медицинского обеспечения, в то время как уменьшающийся уровень рождаемости снижает объем трудовых резервов, являвшегося ключевым фактором экономического роста трех последних десятилетий. Накладываясь друг на друга, данные факторы могут привести к экономической стагнации, угрожающей власти КПК.
Период стратегической возможности
Начиная с 2002 года, руководство КПК характеризует начало 21-го века как «период стратегической возможности», когда международные условия способствуют внутреннему развитию и росту «всесторонней национальной мощи» Китая. Увеличение национальной мощи признанно в качестве стратегической цели КПК, для достижения которой требуется: сохранения власти КПК; поддержание темпов экономического роста и развития; обеспечение внутренней политической стабильности; защита суверенитета и территориальной целостности; и обеспечение статуса великой державы и регионального преимущества. Хотя в китайских академических кругах продолжаются дебаты касательно способности Китая сохранить период стратегической возможности в текущем десятилетии, руководство партии настаивает на важности данного периода и подчеркивает необходимость достижения к 2020 году следующих критических экономических и военных целей:
провести успешную реструктуризацию экономики для поддержания экономического роста, увеличения качества жизни граждан, тем самым способствуя стабильности китайского общества;
добиться радикальных успехов в военной модернизации; и
обеспечить способность добиться победы в потенциальных региональных конфликтах, связанных с проблемой Тайваня, защитой морских коммуникаций, обеспечением территориальных претензий в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях и обороной западных границ.
По мнению руководства КПК, современные вооруженные силы являются необходимым условием сохранения Китаем статуса великой державы и критически важным инструментом стратегии сдерживания, призванной предотвратить действия региональных и геополитических центров силы, имеющих целью нанести ущерб китайским интересам. Кроме того, если стратегия сдерживания терпит неудачу, вооруженные силы должны быть в состоянии защитить Китай от агрессии.
Таким образом, действия Китая на международной арене должны способствовать усилению экономики, модернизации вооруженных сил и удержанию власти КПК. Данные устремления, помимо всего прочего, были оформлены в виде лозунга «китайская мечта Си Цзиньпина», озвученного в 2012 году, когда Си Цзиньпин был избран Генеральным секретарем КПК. Выступая перед Постоянным комитетом Политбюро, Си Цзиньпин подчеркнул, что целью Китая является создание процветающей и могущественной страны и достижение «великого возрождения китайского народа».
Китай расценивает стабильные отношения с США и соседями в качестве ключевого элемента своей стратегии. Соединенные Штаты рассматриваются как доминирующий глобальный и региональный центр силы, способный поддержать или надломить рост Китая. Лидеры Китая продолжают защищать во взаимоотношениях с США «новый тип отношений между ведущими державами», предполагающий установление партнерских отношений, основанных на равенстве, взаимоуважении и взаимной выгоде. Новый тип отношений отражает притязания Китая на статус сверхдержавы и подчеркивает стремление избежать конфликтов и поддержать «мирный рост». Китай стремится создать имидж мирной сверхдержавы, когда региональные государства не рассматривают рост его могущества в качестве угрозы для себя, и не обращаются за помощью глобальных центров силы (в первую очередь, США), с целью сбалансировать свои отношения с ним. Китай стремится успокоить такие опасения и убедить страны региона в мирном характере своего роста. Несмотря на желание сформировать имидж развивающейся мирной страны, шаги Китая по защите суверенитета и территориальной целостности на фоне продолжающегося роста экономической и военной мощи, приводят к усиливающейся риторике и конфронтационному поведению.
Примерами такого поведения служат попытки Китая: заблокировать линии снабжения филиппинских передовых постов в Second Thomas Shoal (группа островов); заблокировать развертывание глубоководной буровой установки в оспариваемых Вьетнамом водах; и использовать карательные принципы торговой политики в качестве инструмента стратегии принуждения и оказания давления на Японию в Восточно-Китайском море. Отсутствие прозрачности касательно растущего военного потенциала, а также способов принятия стратегических решений, увеличивает недоверие в регионе по отношению к Китаю.
Развертывание «периода стратегической возможности» во внешней политике. Руководство КПК продолжает поддерживать изречение Дэн Сяопина начала 1990-х: «наблюдайте спокойно; защищайте наши позиции; справляйтесь с делами спокойно; скрывайте наши возможности и ждите своего часа; будьте способны придерживаться сдержанной позиции; и никогда не претендуйте на лидерство». Дэн Сяопин был убежден, что стратегические интересы Китая требуют, чтобы страна сосредоточилась на внутреннем развитии и стабильности, а также избегала прямой конфронтации или антагонизма с ведущими державами. Однако политика Китая в 21 веке отходит от максимы Дэн Сяопина в ряде ключевых областей, а исследователи задаются вопросом, остается ли данный подход релевантным, так как интересы и мощь Китая стали глобальными. Например, Китай все чаще претендует на ведущие роли в регионе, равно как и глобальную роль, стремясь взять на себя инициативу по разработке многосторонних международных механизмов, таких как «Азиатский банк инфраструктурных инвестиций» и «Концепция новой азиатской безопасности».
В целом можно говорить о консенсусе среди китайских академических кругов касательно того, что Китай должен постепенно брать на себя большие международные обязанности, согласующиеся с китайскими национальными интересами. Дебаты разворачиваются вокруг объемов таких обязательств и темпов их роста. Национальные интересы Китая, в том числе и в сфере безопасности, качественно изменились со времен Дэн Сяопина. Китай в 21 веке зависит от морской торговли и нуждается в расширении военно-морских возможностей, что приводит к проблемам и вызовам, неактуальным еще десять лет назад. Сторонники более активной китайской роли на мировой сцене считают, что Китай должен обеспечить себе более устойчивые позиции перед лицом нарастающего давления США и ряда региональных акторов.
В конце ноября 2014 года Си Цзиньпин произнес программную речь перед Центральным комитетом по иностранным делам Рабочей конференции КПК, официально подтвердившей ключевые элементы китайской внешней политики. В своем выступлении Си Цзиньпин не ссылался на максиму Дэн Сяопина, однако сделанные акценты позволяют сделать вывод, что максима остается в силе. Была подчеркнута необходимость сосредоточиться на развитии периферийных областей Китая, использовать мягкую и жесткую мощь при реализации целей внешней политики, а также играть большую роль в формировании новой международной системы, принимая во внимание «длительную природу борьбы за международный порядок». Китай должен быть более настойчив в защите своих национальных интересов, в первую очередь, территориального суверенитета и морских прав.
II. Невоенные элементы национальной мощи, стратегии и концепции <2>
Невоенные элементы стратегии принуждения Китая
Введение. Китай эффективно использует стратегию принуждения, опирающуюся на невоенные элементы национальной мощи, для расширения своего суверенитета над спорными областями Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей. Элементом стратегии является информационная кампания в СМИ, целью которой является создание образа Китая, реагирующего на угрозы национальным интересам или провокации внешних акторов. Использование небольших шагов для повышения эффективного контроля над спорными территориями позволяет добиться намеченных целей, избегая эскалации военной напряженности и конфликта. Китай также использует карательные принципы торговой политики, управляя торговыми тарифами, ограничениями на прямые иностранные инвестиции и пр. Например:
в 2010 году Китай использовал свое лидирующее положение на рынке редкоземельных элементов в качестве инструмента политического и дипломатического давления на Японию, во время эскалации напряженности вокруг столкновения между китайским невоенным судном и японским патрульным кораблем.
в 2012 году в ответ на эскалацию напряженности вокруг Рифа Скарборо Китай ограничил фруктовый импорт из Филиппин. Однако во время очередного кризиса в 2014 году китайское руководство не стало прибегать к экономическим санкциям против Вьетнама и Филиппин;
в том же 2012 году Китай провел большую кампанию с целью выстроить международную поддержку своим суверенным требованиям в Восточно-Китайском море. Элементами кампании стали представление требований в юридические службы ООН, издание официальной «белой книги», защищающей китайские требования суверенитета, а также размещение статей в известных международных СМИ.
Суда гражданских агентств и ведомств Китая, а также китайский коммерческий рыболовный флот рассматриваются в качестве инструментов стратегии «принуждения низкой интенсивности» в спорах касающихся суверенитета, территориальных и морских споров. Во время периодов напряженности в Южно-Китайском море Китай использует возможности Береговой охраны для сдерживания претензий других государств, принуждая принять китайские суверенные требования. На сегодняшний день Китай поддерживает почти непрерывное присутствие судов Береговой охраны в спорных областях.
Принудительное применение в Восточно-Китайском море опознавательной зоны ПВО (Air Defense Identification Zone (ADIZ)) против японского самолета, равное как отклики на японскую морскую активность около островов Сенкаку отражает стремление Китая узаконить свое присутствие и продемонстрировать намерения, избегая серьезного обострения отношений с Японией. При этом ВМС Китая, будучи развернутыми и готовыми к военной эскалации, остаются на расстоянии и играют роль сдерживающего фактора, воздерживаясь от непосредственного вовлечения в территориальные и морские споры.
Невоенные суда в стратегии принуждения. До последнего времени США уделяли недостаточное внимание невоенным элементам национальной мощи в китайской стратегии принуждения. Пекин наращивает количество судов морских агентств и правоохранительных органов, активно используемых для проецирования мощи в вопросах суверенитета над территориями, в настоящее время находящихся вне административного контроля Китая. В рамках данной стратегии китайские суда правоохранительных органов преследуют иностранные коммерческие и военные корабли в окрестных водах спорных территорий. Использование невоенных судов для утверждения своих интересов представляет собой эволюцию стратегии Пекина, призванной изменить региональный баланс в регионе. Стратегия ставит под угрозу американские национальные интересы в АТР, вынуждая разрабатывать новые стратегические подходы, позволяющие справиться с китайскими вызовами<3>.
За прошлое десятилетие Китай существенно модернизировал возможности морских агентств, называемых порой «пятью драконами»:
Китайскую Морскую полицию департамента пограничного контроля (Border Control Department’s China Maritime Police);
Администрацию морской безопасности (Maritime Safety Administration);
Командование правоохранительных органов рыболовства (Fisheries Law Enforcement Command);
Генеральное управление таможни (General Administration of Customs); и
Государственную океанскую администрацию (State Oceanic Administration) (особое внимание уделяется «Китайское морское наблюдение (China Maritime Surveillance))<4>.
Морские агентства осуществляют свою деятельность в тесном взаимодействии с ВМС и МИД Китая. Растущие размеры и возможности морских правоохранительных органов лишь один из элементов стратегии принуждения, так как китайский экономический рост во многом зависит от морской торговли. Кроме того, другие государства региона также наращивают возможности ВМС и береговой охраны. В таких условиях вопрос стратегии, в рамках которой государства региона намерены использовать морскую мощь, становится критически важным для региональной стабильности.
Китай традиционно рассматривает свои невоенные морские суда в качестве буфера между военно-морскими силами государств региона, а также инструмента, позволяющего смягчить кризисы, уменьшая вероятность военного столкновения и смягчая опасения по поводу китайской военно-морской угрозы<5>. Например, западные исследователи отмечают, что широкое использование Береговой охраны может способствовать укреплению региональной безопасности через участие в мерах по укреплению доверия, проведение совместных морских операций, решающих проблемы пиратства и траффикинга<6>. Однако такой оптимистический взгляд на роль невоенных методов и средств оказывается подвешенным, когда речь идет о применении данных возможностей не США, но другими государствами. По мнению Соединенных Штатов китайская стратегия принуждения, предполагающая широкое использование морских агентств, дестабилизирует регион, увеличивая вероятность эскалации напряженности и даже войны.
Невоенные элементы национальной мощи, в частности невоенные суда, позволяют Китаю расширять свои претензии на суверенитет в Восточно-Китайском и Южно-китайском морях<7>. В локальных кризисах с Вьетнамом, Филиппинами и Японией суда морских правоохранительных органов играют ведущую роль, будучи острием копья китайской стратегии принуждения. Джеймс Холмс (James Holmes) и Тоши Йошихара (Toshi Yoshihara) называют это «дипломатией малой дубинки», когда Китай использует корабли правоохранительных органов для демонстрации, что определенная территория, фактически, является не оспариваемой, но китайской, и должна патрулироваться данными кораблями, а не ВМС. При этом китайское правительство предупредило соседние государства, что военные корабли, будучи вне пределов прямой видимости, предпримут все необходимые действия, если будет брошен вызов китайским судам<8>.
По мнению США, стратегия принуждения, опирающаяся на применение кораблей правоохранительных органов и агентств, может привести к дестабилизации системы региональной безопасности благодаря двум трендам.
Невоенные корабли бросают вызов административному статус-кво спорных территорий, когда морские права и претензии на суверенитет со стороны Китая становятся результатом фактического администрирования и присутствия. Пекин использует невоенные морские суда, чтобы управлять оспариваемыми территориями, тем самым утверждая китайский суверенитет.
Поддержка легковооруженных или безоружных китайских судов возможностями находящихся вне прямой видимости кораблей ВМС, косвенно вовлекает последние в противоборство. Складывается ситуация, когда невоенные суда используется для военного принуждения, что увеличивает вероятность эскалации напряженности. С другой стороны, возрастающая самоуверенность китайских невоенных судов, в конечном счете, вызывает уже военные отклики региональных центров силы для сдерживания китайской экспансии. Китайский аргумент, что применение невоенных судов позволяет уменьшить риск применения вооруженных сил, оказывается сомнительным.
Действие данных факторов формирует среду безопасности, в которой споры вокруг суверенитета становятся все более милитаризованными. Данная динамика была явной во время спора вокруг Рифа Скарборо в Южно-Китайском море. Когда Филиппины отозвали свои корабли, Китай организовал присутствие и патрулирование вод вокруг рифа судами правоохранительных органов вместе с находящимися поблизости кораблями ВМС. Причем Китай не был намерен идти на компромиссы, например, удаление своих кораблей и возвращение к ситуации статус-кво анте. В Восточно-Китайском море Китай следовал аналогичному сценарию, чтобы бросить вызов административному контролю Японии над островами Сенкаку<9>. Китайские невоенные морские суда становились все более напористыми в окрестности островов, поддерживаемые информационной кампанией в СМИ, разжигающих антияпонский национализм<10>.
Таким образом, Китай расширяет свои притязания на суверенитет через принуждение и захват, которые можно описать в рамках «модели Скарборо» (Scarborough model)<11>. Действия китайского руководства сопровождаются столь бескомпромиссной риторикой, что попытки публично поддержать традиционные международные механизмы разрешения споров на основе взаимоприемлемого компромисса, требуют большого политического мужества. Влиятельные внутренние драйверы китайской внешней политики, связанные с территориальной целостностью, сужают возможность китайской политики быть гибкими в вопросах суверенитета.
В США на сегодняшний день отсутствует понимание, что можно противопоставить китайской стратегии принуждения, опирающейся на невоенные элементы национальной мощи. По мнению исследователей и стратегистов США использование Китаем невоенных судов подрывает региональную безопасность, ставя под угрозу американские интересы. При этом надо понимать, что возвращение к статус-кво анте в вопросах суверенитета после того, как Китай фактически изменяет ситуацию, является чрезвычайно сложным, если вообще возможным<12>.
Мозговые центры и экспертное сообщество рекомендуют американским политикам противодействовать китайской стратегии принуждения четырьмя способами.
Соединенные Штаты должны обеспечить материальными ресурсами и средствами, а также подготовкой кадров государства региона, чтобы последние были в состоянии защитить свои воды, делая их менее уязвимыми для китайского принуждения. Учитывая ограниченность ресурсов США, предлагается выстраивать сотрудничество в сфере региональной безопасности не только на двусторонних отношениях, но вместе с Австралией, Японией, Сингапуром выстраивать формы многостороннего сотрудничества с менее передовыми вооруженными силами АТР. Чтобы такая стратегия была эффективной, высшее военно-политическое руководство США должны предоставить странам региона ясное видение политических и дипломатических целей американского сотрудничества в области региональной безопасности в АТР.
Соединенные Штаты должны найти способы вовлечь Китай в обсуждение вопросов морской безопасности и морских правоохранительных сил, поставив вопрос использования кораблей правоохранительных органов в рамках стратегии принуждения. Для поднятия престижа обсуждений, такие обсуждения должны осуществляться регулярно через дипломатические и военные каналы. США должны стремиться обсуждать проблему в рамках государственных визитов и двусторонних встреч на международных форумах, а также в рамках диалогов США - Китай. Соединенные Штаты должны донести до Китая через все имеющиеся коммуникационные каналы серьезность своего отношения к проблеме и создать предпосылки для двусторонних обсуждений на высшем уровне.
Президент, Госсекретарь и Министр Обороны США должны поставить вопрос поведения невоенных судов Китая на региональных форумах, включая Восточно-азиатский саммит, региональный форум АСЕАН и Диалог Шангри-ла. Соединенные Штаты должны продолжать поддерживать многостороннее морское сотрудничество и действия в рамках региональных встреч и институтов, включая Рабочие группы экспертов Министров обороны АСЕАН.
Американские стратегисты должны будут разработать новые концепции сдерживания, повышающие доверие к американским обязательствам в регионе. Обеспечение сдерживания достаточно сложная задача, учитывая проблемы географии и асимметричность позиций. Использование Китаем невоенных судов затрудняет реакцию Соединенных Штатов. Будучи ниже военного порога, такие шаги усложняют применение традиционных жестких элементов национальной мощи. Возможно США должны будут расширить понятие сдерживания и распространить его не только на откровенную агрессию. Эффективная стратегия сдерживания должна не только угрожать ответом на открытую агрессию, но быть в состоянии сформировать более устойчивую систему региональной безопасности. Целью такой стратегии должно стать убеждение Китая, что тактические победы и успехи в вопросах суверенитета, обернутся стратегическим проигрышем и приведут к контрмерам. Соединенные Штаты, совместно с большинством ведущих держав в регионе должны убедить Китай прекратить свои усилия по расширению китайской территории в ущерб региональной стабильности. Невоенные суда Китая находятся в центре подобных усилий, и США должны разработать более последовательную и всеобъемлющую стратегию противодействия китайской стратегии принуждения.
Энергетическая стратегия Китая
Китай расширяет проекты за рубежом, связанные с развитием энергетической инфраструктуры. На сегодняшний день инвестиции такого рода осуществляются в более чем 50 странах и имеют целью гарантировать надежность поставок энергоресурсов. Китай стремится развивать как производственные, так и транспортные элементы энергетической инфраструктуры. Понимая, что достижение энергетической независимости является невозможным, учитывая рост экономики, прирост населения и увеличение потребления энергии на душу населения, Китай стремится обеспечить надежность системы добычи и поставок, сделав ее менее восприимчивой к внешним манипуляциям или попыткам разрушения<13>. В 2014 году Китай импортировал приблизительно 60% нефтепродуктов, и данный показатель вырастет до 80% к 2035 году, согласно данным Администрации по энергетической информации США. Китай фокусируется, прежде всего, на Персидском заливе, Африке и России/Средней Азии, как регионах, которые должны удовлетворить растущий спрос на нефть, составляющую приблизительно 11% китайского энергетического рынка.
Второй целью энергетической стратегии Китая является облегчение тяжелой зависимости от морских линий коммуникаций, в особенности в Южно-Китайском море и Малаккском проливе. В 2014 году приблизительно 85% импорта нефти Китая перевозилось по данному маршруту. Трубопроводы сырой нефти из России и Казахстана отражают стремление Китая увеличить объем сухопутных поставок. В 2014 году были начались работы по удвоению мощности трубопровода сырой нефти Россия-Китай. Также в 2014 году было закончено строительство нефтепровода Бирма-Китай, обходящего Малаккский пролив и транспортирующего сырую нефть из Чаупхью, Бирма в Куньмин, Китай. На сегодняшний день нефтепровод не полностью готов к эксплуатации, вследствие проблем с трубопроводной инфраструктурой Китая. Сырая нефть для трубопровода будет поставляться Саудовской Аравией и другими ближневосточными и африканскими странами. Учитывая рост энергопотребления в Китае, новые трубопроводы лишь ненамного облегчат зависимость Китая от Малаккского или Ормузского проливов. Несмотря на все усилия по диверсификации маршрутов поставки углеводородов, стратегические линии морских коммуникаций остаются критически важными для Китая.
В 2014 году Китай импортировал приблизительно 32% своего газа. Причем 25,4 миллиардов кубических метров природного газа или 44% всего газового импорта осуществлялся из Туркмении трубопроводом через Казахстан и Узбекистан. Трубопровод в состоянии перекачивать 40 млрд кубометров газа в год и может быть расширен до 60 млрд кубометров в год. Другой трубопровод для природного газа, объемом 12 млрд кубометров в год из Бирмы, проложенный рядом с трубопроводом сырой нефти, начал работу в сентябре 2013 года, и к 2014 году поставил до 3 млрд кубометров газа. Кроме того, Китай и Россия подписали соглашение о строительстве трубопровода, который должен поставлять до 38 миллиардов кубических метров газа к 2035 году. Первые поставки должны начаться в 2018 году.
Киберпространство и доступ к передовым технологиям в стратегии Китая
Китай увеличивает свое дипломатическое присутствие в двусторонних и международных форумах, на которых обсуждаются проблемы киберпространства, на которых стремится продвигать проект «Международные нормы поведения по информационной безопасности» <14>. Целью проекта является установление межправительственного контроля над киберпространством, защита принципов невмешательства и продвижение концепции права государства на управление онлайн-контентом. Учитывая растущий консенсус на таких международных форумах, как Региональный форум АСЕАН и Группа правительственных экспертов ООН касательно сферы ИТ и телекоммуникаций в контексте международной безопасности, Китай стремится к более влиятельной роли в рамках данных усилий.
Китайская стратегия получения доступа к передовым технологиям сосредотачивается на политике военно-гражданской интеграции, привлечении технологий двойного использования с целью усилить оборонную промышленность<15>. Несмотря на собственные разработки, Китай продолжает полагаться на приобретение передовых западных технологий двойного назначения, оборудования и ноу-хау. Доступ к новейшим технологическим решениям осуществляется через создание совместных предприятий, слияния, технологический импорт из развитых стран, а также формирование близких деловых партнерств. Введение санкций против России стимулировало ее разворот в сторону Китая в поисках инвестиций, что предоставляет Китаю возможность получить доступ к российским передовым системам оружия, которые ранее был ограничен.
Китай использует приманку открытия своего внутреннего рынка для получения доступа к передовым технологиям, НИОКР и инвестициям, которые, в конечном счете, приносят пользу как гражданскому сектору, так и способствуют военной модернизации. Дифференциация гражданского и военного секторов высокотехнологичной конечной продукции Китая является крайне сложной задачей вследствие непрозрачности корпоративных структур, собственности и пр. Большинство коммерческих предприятий сохраняют тесные связи с военными НИИ или связаны и контролируются центральным правительством. Как следствие, граница между гражданским и оборонным секторами экономики оказывается размытой или вовсе отсутствует. Растущее беспокойство на Западе вызывает авиационная и космическая промышленность Китая.
Концепция трех некинетических типов военных действий
Характерной особенностью соперничества Китая и США является широкое использование обеими сторонами невоенных элементов национальной мощи в рамках стратегии принуждения. И, если стратегисты США стремятся поддерживать различие между жесткими элементами национальной мощи, в первую очередь, вооруженными силами, и прочими, стратегическая мысль Китая не делает этого. Китайские теоретики говорят о «неограниченной войне»<16> и, в лучшем случае, проводят различие между кинетическими и некинетическими формами войны, рассматривая весь континуум противоборства в 21 веке в качестве домена войны.
Частью стратегии Китая по лишению США единоличного контроля над морями и китайским побережьем является стратегическая концепция «трех типов военных действий» или «трех войн» (Three Warfare). Концепция в 2003 году была признана КПК и Центральным Военным Советом Китая важным элементом ведения военных действий и оказалась в фокусе американских стратегистов несколько лет назад, когда в 2014 году было подготовлено исследование для внутреннего мозгового центра Пентагона - «Управления общих оценок»<17>. Над 566-страничным документом работала группа из восьми экспертов по Китаю под руководством преподавателя Кембриджского университета Штефана Халпера (Stefan Halper). В состав группы входил также Майкл Пиллсбери (Michael Pillsbury), видный консультант и советник Пентагона по Китаю во времена администрации Рейгана. Копия репорта оказалась в распоряжении The Washington Free Beacon и была опубликована, что само по себе является необычным шагом. В большинстве случаев такого рода исследования остаются закрытыми<18>.
Тремя некинетическими способами ведения военных действий китайские стратегисты называют методы пси-войны, медийной и правовой войны (legal warfare, lawfare). «Три войны это динамический трехмерный процесс ведения военных действий, который представляет собой войну другими средствами», говорит Штефан Халпер. «Это - предпочтительное оружие Китая в Южно-Китайском море».
Пентагон определяет пси-войну как усилия по оказанию влияния или разрушения возможностей противника принимать решение, возникновению сомнения, разжиганию эмоций, направленных против руководства и обману противника. Цель пси-войны для Китая состоит в сдерживании и деморализации целевого государства, его гражданского населения, с тем, чтобы принудить его отказаться от борьбы. «Пси-война использует дипломатическое давление, слухи, ложные нарративы и травлю, чтобы выразить неудовольствие, утверждать гегемонию и передать угрозы», говорится в исследовании.
В рамках медийной войны, которую называют также войной за общественное мнение, Китай использует методы инфо-войны, чтобы влиять на восприятие протекающих процессов и отношение к проводимой политике, а также оказывать информационную поддержку психологической и правовой формам войны. Медийная война «усиливает все инструменты, влияющие на общественное мнение, включая фильмы, телевизионные программы, книги, Интернет и глобальную сеть СМИ. Война проводится на национальном уровне <народно-освободительной армией>, на местном масштабе Народной вооруженной полицией, и направлена против населения в целевых странах». Исследователь «Фонда Наследие» Дин Ченг (Dean Cheng) описывает такую войну как «постоянно осуществляемую деятельность, нацеленную на долгосрочное влияние восприятие и отношения» и соглашается с максимой Хэлпера, что «сегодня выигрывает войны не лучшее оружие, но скорее лучший нарратив».
Острием информационной машины Китая является круглосуточный новостной канал «Китайская Центральная Телевизионная сеть» (Chinese Central Television Network - CCTV), основные возможности которой сосредоточены в Вашингтоне. Аудитория канала включает до 40 миллионов зрителей в США и свыше ста миллионов в остальной части мира. Оперативность и профессионализм CCTV позволяет Китаю опережать США при формировании нарративов касающихся Азии. Например, когда возник конфликт между Китаем и Филиппинами по спорным рифам в Южно-Китайском море, CCTV сформировал господствующий нарратив до того, как западные СМИ оказались в состоянии дать свои комментарии.
Правовая война использует инструменты права для достижения политических или коммерческих целей. К таким инструментам относятся, в частности, внутреннее законодательство Китая, международное право, судебная практика, юридические заявления и пр. Китай широко использует методы правой войны для поддержки территориальных требований и расширения суверенных притязаний в Южно-Китайском море.
По мнению авторов исследования, концепция «три войны» представляет собой асимметричную «военную технологию», позволяющую в ряде случаев заменить кинетические вооруженные действия с применением ядерного и конвенционального вооружения. Китайские стратегисты считают, что в 21 веке ядерное оружие оказывается непригодным, а большая конвенциональная война чересчур проблематичной для достижения политических целей. В этих условиях «три войны» могут оказаться намного более эффективными для проецирования китайской мощи, чем традиционные военные методы. Используя концепцию «трех войн», Китай стремится сократить американское присутствие в Азии. «Три войны Китая разработаны, чтобы противостоять американскому проецированию мощи» и «вызвать сомнения относительно законности американского присутствия», говорится в исследовании. Цель достигается посредством операций, которые «уменьшают или разрывают связи США с государствами побережья Южно-Китайского моря, и сдерживают правительства от предоставления услуг передового базирования или другой поддержки». Целью Китая также является ограничение американской активности по разведке и наблюдению посредством преследования самолетов и судов и попыток ограничить маршруты морского развертывания ВМС США. «Соединенные Штаты - один из четырех ключевых стран, против которых направлена кампания, как часть более широкой военной стратегии Китая преграждения доступа/блокирования зоны (anti-access and area-denial (A2/AD)) в Южно-Китайском море».
Хотя входящие в «три войны» типы военных действий, примененные по отдельности, являются «контролируемыми», будучи использованы вместе, они позволяют достичь синергетического эффекта, бросая вызов традиционному американскому восприятию войны, предупреждает исследование. «Наши военные академии и традиции военных исследований подчеркивают кинетический обмен, размещение и разрушение активов и метрики, которые измеряют успех вероятностями поражения и разрушения инфраструктуры. … Адаптируя три войны, как наступательное вооружение, китайцы обошли коду американской военной науки». Белый дом и Пентагон игнорировали концепцию «трех войн», тем не менее, наступательные действия с применением некинетических военных средств остаются наступательными. Авторы исследования призывают к большим усилиям для осмысления угрозы и разработке отклика. «Если три войны стратегия, изменяющая правила игры, у нее, конечно, есть возможность существенно изменить игру». Элегантность «трех войн» заключается в том, что, будучи формой некинетических военных действий, они позволяют достичь стратегических целей, которые ранее могли быть достигнуты только через применение вооруженных сил.
Заключение
Стратегия НБ Китая рассматривает Соединенные Штаты в качестве доминирующего глобального центра силы, способного поддержать или надломить его рост. Как следствие, стабильные отношения с США и соседями в регионе рассматриваются в качестве ключевого элемента данной стратегии. Китай характеризует начало 21-го века как «период стратегической возможности», когда международные условия способствуют росту его национальной мощи и стремится создать имидж мирной сверхдержавы, реализующей стратегию развития. При этом он эффективно использует невоенные элементы национальной мощи, а также концепции и стратегии, опирающиеся на невоенные методы и средства, стремясь через малые шаги и активность добиваться намеченных целей и избегая эскалации военной напряженности и открытого конфликта.
До последнего времени США уделяли недостаточное внимание невоенным аспектам стратегии НБ Китая и на сегодняшний день отсутствует ясное понимание, что можно противопоставить китайским концепциям и стратегиям сдерживания, ставящими под угрозу американские национальные интересы и военное присутствие в АТР. Сложность осмысления вызова и формирования отклика объясняется, в том числе, и проблемами на понятийном и концептуальном уровне. Стратегисты США стремятся поддерживать различие между жесткими и прочими элементами национальной мощи, в то время как стратегическая мысль Китая этого не делает. Китайские теоретики, в лучшем случае, проводят различие между кинетическими и некинетическими формами войны, рассматривая весь континуум противоборства в 21 веке в качестве домена войны.
Частью стратегии Китая по лишению США единоличного контроля АТР является стратегическая концепция «трех войн», которая признана китайским руководством важным элементом ведения военных действий. Будучи примененными в совокупности входящие в концепцию «три войны» типы военных действий позволяют Китаю достичь синергетического эффекта и бросают вызов традиционному американскому восприятию войны. США в настоящее время вынуждены разрабатывать новые стратегические подходы, позволяющие справиться с китайскими вызовами, опираясь на другие страны региона, испытывающими беспокойство по поводу роста экономической и военной мощи Китая.
Библиография
Bateman, Sam. “Coast Guards: New Forces for Regional Order and Security,” East-West Center, January 2003.
Ching, Frank. “China anti-Japanese propaganda fuels Japan nationalism,” Hong Kong Economic Journal, January 22, 2013.
Fravel, Taylor. “Maritime Security in the South China Sea and the Competition Over Maritime Rights,” in Patrick Cronin, et. al., Cooperation from Strength: The United States, China, and the South China Sea. Center for a New American Security, January 2012, pp. 33-50.
Gertz, Bill. “Warfare Three Ways,” The Washington Free Beacon, March 26, 2014.
Goldstein, Lyle. “Five Dragons Stirring Up the Sea: Challenge and Opportunity in China’s Improving Maritime Enforcement Capabilities,” Naval War College, China Maritime Studies Institute, April 2010.
Holmes, James R. and Toshi Yoshihara. “Small-Stick Diplomacy in the South China Sea,” National Interest, Nationalinterest.org, April 23, 2012.
Hosford, Zachary M. and Ely Ratner. The Challenge of Chinese Revisionism: The Expanding Role of China’s Non-Military Maritime Vessels. East and South China Seas Bulletin 8, Center for a New American Security. February 2013.
Kahneman, Daniel and Amos Tversky “Prospect Theory: An Analysis of Decision under Risk,” Econometrica, Vol. 47 No. 2, March 1979, pp. 263-291.
Moss, Trefor. “China’s Not-So-Hard-Power Strategy,” The Diplomat, June 28, 2012.
Perlez, Jane. “China Accuses Japan of Stealing After Purchase of Group of Disputed Islands,” The New York Times, September 11, 2012.
Qiao, Liang and Wang Xiangsui. Unrestricted Warfare: Assumptions on War and Tactics in the Age of Globalization. FBIS trans., Beijing: PLA Literature Arts Publishing House, February 1999.U.S. Department of Defense. Annual report to Congress: Military and Security Developments Involving the People’s Republic of China 2015. Office of the Secretary of Defense, Washington, DC,April 7 2015.
U.S. Department of Defense. Chine: The Three Warfare. Stefan Halper, for Andy Marshall, Director of Office of Net Assessment, Office of the Secretary of Defense, Washington, DC, May 2013.
U.S. Department of State. “South China Sea,” Press Statement, August 3, 2012.
Библиографический адрес: Арзуманян Р. В., Арзуманян А. Р. “Невоенные аспекты стратегии национальной безопасности Китая,“ Стратегическая стабильность, журнал секции "Инженерные проблемы стабильности и конверсии" Российской инженерной академии и Центра проблем стратегических ядерных сил Академии военных наук РФ, Vol. 2 (79), 2017, C. 66-77.
<1> Раздел подготовлен на основе U.S. Department of Defense. Annual report to Congress: Military and Security Developments Involving the People’s Republic of China 2015. Office of the Secretary of Defense, Washington, DC,April 7 2015.
<2> Раздел подготовлен на основе Hosford, Zachary M. and Ely Ratner. The Challenge of Chinese Revisionism: The Expanding Role of China’s Non-Military Maritime Vessels. East and South China Seas Bulletin 8, Center for a New American Security. February 2013.
<3> U.S. Department of State. “South China Sea,” Press Statement, August 3, 2012.
<4> Goldstein, Lyle. “Five Dragons Stirring Up the Sea: Challenge and Opportunity in China’s Improving Maritime Enforcement Capabilities,” Naval War College, China Maritime Studies Institute, April 2010.
<5> Ibid.
<6> Bateman, Sam. “Coast Guards: New Forces for Regional Order and Security,” East-West Center, January 2003.
<7> Fravel, Taylor. “Maritime Security in the South China Sea and the Competition Over Maritime Rights,” in Patrick Cronin, et. al., Cooperation from Strength: The United States, China, and the South China Sea. Center for a New American Security, January 2012, pp. 33-50.
<8> Holmes, James R. and Toshi Yoshihara. “Small-Stick Diplomacy in the South China Sea,” National Interest, Nationalinterest.org, April 23, 2012.
<9> Perlez, Jane. “China Accuses Japan of Stealing After Purchase of Group of Disputed Islands,” The New York Times, September 11, 2012.
<10> Ching, Frank. “China anti-Japanese propaganda fuels Japan nationalism,” Hong Kong Economic Journal, January 22, 2013.
<11> Moss, Trefor. “China’s Not-So-Hard-Power Strategy,” The Diplomat, June 28, 2012.
<12> Kahneman, Daniel and Amos Tversky “Prospect Theory: An Analysis of Decision under Risk,” Econometrica, Vol. 47 No. 2, March 1979, pp. 263-291.
<13> U.S. Department of Defense, Annual report to Congres, pp. 32-33.
<14> Ibid., p. 23.
<15> Ibid., pp. 23-24.
<16> Qiao, Liang and Wang Xiangsui. Unrestricted Warfare: Assumptions on War and Tactics in the Age of Globalization. FBIS trans., Beijing: PLA Literature Arts Publishing House, February 1999.
<17> U.S. Department of Defense. Chine: The Three Warfare. Stefan Halper, for Andy Marshall, Director of Office of Net Assessment, Office of the Secretary of Defense, Washington, DC, May 2013.
Comments